Тарик взмахнул у него перед носом пистолетом.
— Медленно.
Ахмед выудил из кармана билет, продемонстрировал его Тарику и медленно положил на стол. Тарик скользнул взглядом по билету, потом снова сосредоточил внимание на сидевшем перед ним длинноволосом молодом человеке.
— Сколько времени ты уже здесь находишься?
— Большую часть дня.
— Большую часть дня?
— Я ходил в деревню где-то после полудня.
— Зачем?
— Хотел купить что-нибудь поесть и осмотреться.
— Ты говоришь по-гречески?
— Немного.
Вот это здорово, подумал Тарик. Парень, который знает по-гречески несколько слов, да и те произносит с арабским акцентом, позволил себе шляться в общественном месте. Он мигом представил себе сценарий возможного развития событий. Какой-нибудь греческий торговец, заметив разгуливающего по деревне без дела арабского парня, вполне мог проникнуться к нему подозрениями и позвонить в полицию. По идее после этого должен приехать полицейский, чтобы взглянуть на подозрительного типа собственными глазами. А если у этого полицейского приятель или кузен работает в греческой секретной службе, то... Черт возьми! Остается только удивляться, что после всего этого Тарика не взяли за шиворот, как только он сошел с парома на берег.
— И где ты собирался провести эту ночь?
— Я думал, что смогу остановиться здесь.
— Это нереально. Отправляйся в таверну Петрино. Она находится рядом с гаванью. Там ты сможешь недорого снять комнату. А утром на первом же пароме отбудешь в Турцию.
— Как скажете.
Ахмед наклонился, чтобы взять со стола свой пистолет, и Тарик дважды выстрелил ему в макушку.
Из раны хлынула кровь и мигом залила каменный пол гостиной. Тарик посмотрел на мертвое тело, но не испытал ничего, кроме чувства глубокого разочарования. Он-то собирался провести в этом месте несколько дней, чтобы отдохнуть и набраться сил перед следующей операцией. Он устал и нервы были на пределе. Кроме того, его беспокоили бесконечные головные боли. Но теперь ничего не оставалось как снова пуститься в путь — и все потому, что сильное волнение задержало этот чертов паром, а Кемаль позволил себе послать к нему с важным известием какого-то идиота.
Тарик сунул пистолет «Макаров» за пояс, взял со стола железнодорожный билет и вышел на улицу.
Тель-Авив
Узи Навот отправился в Тель-Авив на следующее утро. В офис Шамрона он проник незамеченным — то есть его не видели ни Лев, ни другие старшие офицеры штаба. В своей могучей руке каменщика он держал изящный стальной атташе-кейс, какие носят бизнесмены, не желающие доверять свои драгоценные бумаги чемоданчикам из обыкновенной кожи. В отличие от других пассажиров, поднявшихся в то утро на борт самолета авиакомпании «Эль-Аль», обслуживающий персонал его ручную кладь проверять не стал. Загорелые парни и девушки из службы безопасности этой авиакомпании никаких вопросов ему не задавали. Опустившись на стул в офисе Шамрона, Навот набрал на кодовом замке стального чемоданчика определенную комбинацию цифр и открыл его — в первый раз с тех пор, как вышел из израильского посольства в Париже. Протянув руку, он выложил на стол одну-единственную вещь: видеокассету.
Старик столько раз прокручивал видеопленку, что Навот сбился со счета. Возможно, он проделал это двадцать раз, тридцать, а может быть, и все пятьдесят. При этом он выкурил такое количество турецких сигарет, что Навот сквозь плававшие в кабинете клубы дыма едва видел телеэкран. Шамрон находился в трансе. Сложив на груди руки и чуть приподняв голову, чтобы иметь возможность следить за мелькавшими на экране силуэтами сквозь очки в стальной оправе, он прирос к месту, будто обратившись в соляной столп. Навот время от времени вставлял комментарии по ходу дела, но Шамрон прислушивался лишь к звучавшему у него в сознании собственному внутреннему голосу.
— Согласно сведениям, полученным от сотрудников безопасности музея, Элияху, его супруга и охрана сели в машину в 10.27 вечера, — сказал Навот. — Араб же, если верить показаниям индикатора времени в правом нижнем углу экрана, сделал телефонный звонок в 10.26.
Шамрон ничего не сказал, отмотал с помощью дистанционного пульта видеопленку назад и стал просматривать этот фрагмент снова.
— Посмотрите на его руку, — произнес Навот, задыхаясь от густого табачного дыма. — Очевидно, что номер абонента находился в памяти мобильника. Парень нажал большим пальцем пару раз на кнопку кода и сразу после этого начал говорить.
Если даже Шамрона и заинтересовал комментарий Навота, он никак этого не продемонстрировал.
— Возможно, чуть позже мы получим распечатку этого разговора от телефонной компании, — продолжал Навот. — Очень может быть, мы узнаем и номер абонента, который может привести нас к Тарику.
Шамрон, если бы ему вдруг пришло на ум заговорить, сообщил бы молодому Навоту, что связь между официантом, Тариком и французской телефонной компанией могла осуществляться и не напрямую, так что подобное исследование, хотя, без сомнения, нужное и важное, почти наверняка завело бы в тупик.
— Скажи мне одну вещь, Узи, — обратился Шамрон к своему парижскому агенту. — Какого рода закуски разносил этот парень на своем серебряном подносе?
— Что вы сказали, босс?
— Какую жратву он разносил, Узи?
— Цыпленка, босс.
— Какого цыпленка, Узи? Как была приготовлена курятина?
— Не знаю, босс. Цыпленок — и все тут.
Шамрон укоризненно покачал головой.